Акварель

Павловский Владислав

Профурсетке ль, жене ль,
Не имеет значения,
Подарю акварель
Полового влечения.

Не духи от Шанель,
Не пустую безделицу,
А свою акварель,
И подружка разденется.

Заструится капель,
Примут пальчики влажное.
Ах, моя акварель —
Рукоблудье бумажное.

Хороша акварель!
Сверху синяя травушка,
В центре синяя ель,
Снизу синий журавушка.

Вдохновение, хмель,
Все — в палитру рабочую!
Полюби акварель,
Так я вижу воочию.

Голубая постель
И скрипит, и качается…
А моя акварель
Никогда не кончается.

Храбрый Пахтат

Храбрый Пахтат

Жили старик и старуха. Они: были очень богаты. В горах их табуны лошадей пас один пастух. Второй пастух нас на равнине стада коров. Всего у них было в достатке, но не было у них детей. На старости лет они и мечтать перестали о ребенке.
Однажды пришел пастух, который пас коров, и говорит:
— Стада коров сильно расплодились, и нет места их пасти. Не знаю, что и делать.
Старик вместе с пастухом отправился к стадам. В это время к нему подошла стельная корова, «Вот теперь и эта отелится, и ее теленку нужно будет место»,— думал старик про себя.
А корова принесла не теленка, а мальчика. Старик, удивленный и обрадованный, разорвал свою шелковую черкеску, завернул в нее мальчика и, забыв о пастбищах для коров, бегом бросился домой.
Старики обрадовались ребенку и назвали его Махтат, рожденный коровой. Мальчик сосал вымя коров, садился верхом на жеребят и быстро подрастал. Через семь месяцев он стал как пятнадцатилетний юноша.
Старику не давали покоя три брата-вампала. Одни из них украл мальчика, игравшего в поле. Опечаленные сидели старик л старуха. В это время пришел с гор пастух, который нас табуны лошадей.
— Сильно расплодились твои лошади — им не хватает пастбищ. Я не знаю, что с ними делать,— сказал пастух.
Отправился старик вместе с пастухом в горы. Табуны его увеличились в три раза. Он не знал, что с ними делать. В это время к нему подошла жеребая кобыла.
«И жеребенку, принесенному тобой, понадобится место»,— подумал старик.
— В это время кобыла родила мальчика с солнцем и месяцем между ребрами.
Обрадованный старик завернул мальчика в красную шелковую черкеску и прибежал с ним домой. Его покормили три раза, и он стал как семилетний мальчик. Старики гордились своим сыном С каждым днем он становился сильнее, донимал сельских детей, растирал их альчики в порошок. Исполнилось ему пятнадцать лет, и назвали его Пахтат, рожденный кобылой. Ребята, которым он не давал покоя, сказали ему однажды:
— Чем спорить с нами, лучше бы ты отомстил вампалу, который украл твоего брата. Покажи свое мужество перед вампа-лом, а не перед нами.
Разгневанный Пахтат спросил у матери и отца:
— Скажите, что за брат был у меня? Кто его украл? Я не позволю людям смеяться над собой!
Старики боялись, что лишатся сына, и поэтому ничего не говорили ему.
— Лучше скажите! Я не позволю оскорблять себя.
Делать нечего, и старики рассказали, что рожденного коровой Махтата украл вампал. И посоветовал отец, как нужно поступить:
— Если ты поднимешь во дворе нашего дома большой синий камень, то заметишь дверь в подземелье, открой ее и увидишь другую дверь. Всего их — девять. Откроешь замки всех дверей — увидишь коня, на которого садятся лишь раз в год. Если щелчком но лбу ты осадишь коня, то сможешь оседлать его и повелевать им.
Рожденный кобылой Пахтат отодвинул большой камень и начал срывать замки с дверей. Сорвал один, два, три, четыре, пять. Стал срывать шестой и услышал шум. Сорвал седьмой — услышал громкие крики. Сорвал восьмой — земля ходуном ходила. Сорвал девятый — на него бросился подобный тигру жеребец, у которого во лбу звезда, из глаз исходит сияние, из ноздрей вылетают искры. Он хотел растоптать Пахтата. Дал Пахтат щелчок в лоб по звездочке и осадил коня на задние ноги. А когда конь хотел вырваться, Пахтат проговорил:
— Поднимайся в небо и опускайся на землю. Теперь тобой будет повелевать сын, не имеющий отца.
Конь перестал сопротивляться. Вывел Пахтат коня, стоявшего по пояс в навозе, на солнечный свет, искупал, накормил и оседлал. Отец снова не хотел отпускать сына. Он плотно закрыл двери своего фарфорового двора и сказал:
— Если ты разрушишь стены и ворота двора, ты сможешь повелевать этим конем. Тогда отправляйся в путь-дорогу.
Пустил сын коня вскачь и вдребезги разбил фарфоровые стены и ворота.
— С миром оставайтесь, не переживайте. Останусь жив, вернусь с братом,— попрощался Пахтат с матерью и отцом и ускакал.
Его конь встречные горы перескакивал, густые леса проходил, текущие реки вспять обращал.
Через день Пахтат встретил одного всадника. От пота, стекавшего с его коня, разливались озера, от пара, бьющего из ноздрей, стлался туман,— таким страшным был встречный всадник, во лбу которого сияло солнце.
— Ассалам-алейкум! — обратился к нему Пахтат, рожденный кобылой.
— Ва алейкум-салам! Извини, что не могу останавливаться больше чем на приветствие. Я прослышал, что со своего двора сегодня выехал Пахтат, рожденный кобылой. Хочу завязать с ним дружбу и боюсь разминуться с ним,— сказал всадник с солнцем во лбу и пустил коня вскачь.
— Рожденный кобылой Пахтат — это я. И мне хочется дружить с тобой.
Повернул коня всадник с солнцем во лбу.
— Я сын Солнца. С этой минуты мы — верные друзья. Куда путь держишь?
— Враг моего отца, вампал, украл моего брата. Я слышал, что он в пастухах у него. Я хочу убить этого вампала и вернуть
брата.
— Ты не сможешь вернуть брата. Одолеть этого вампала никто но может. Не ездил бы ты.
— Лишь бы мне добраться до него, а там будь что будет. Я не оставлю брата в беде.
— Ну, тогда поезжай,— сказал сын Солнца.— А если тебе понадобится моя помощь, как я об этом узнаю?
Рожденный кобылой Пахтат протянул ему пулю.
— Когда из этой пули ударит струя крови, знай, что мне нужна твоя помощь,— сказал он сыну Солнца.
Попрощались они, сын Солнца взял пулю и уехал.
На второй день Пахтат встретил всадника с полумесяцем во лбу. От него исходило сияние, летели искры, от пота, стекавшего с его коня, разливались озера, от пара из ноздрей коня стлался туман.
— Ассалам-алейкум!—сказал Пахтат.— Куда путь держишь?
— Ва алейкум-салам! Извини, что не могу задерживаться для расспросов. Я прослышал, что со своего двора выехал Пахтат, рожденный кобылой. Хочу подружиться с ним и поэтому спешу,— сказал всадник с полумесяцем во лбу и ускакал.
— Пахтат, рожденный кобылой, которого ты ищешь,— я. Я согласен быть твоим другом.
Услыхав эти слова, всадник с месяцем во лбу вернулся и ставал:
— Я сын Месяца. Мы теперь верные друзья. Куда путь держишь?
— Враг моего отца, вампал, украл моего брата. Он теперь в пастухах у него. Хочу убить вампала и выручить брата.
— Никто не смог еще одолеть вампала, не спасти тебе брата. Ты можешь лишиться жизни, лучше не езди.
— Нет, я непременно верну брата. Каким бы вампал ни был, но я не успокоюсь, пока не убью его.
— Делать нечего, поезжай,— сказал сын Месяца,— но как я узнаю, когда тебе будет нужна моя помощь?

Принц Линдворм

Принц Линдворм

Давным-давно, в утреннюю пору северных земель, жил там прекрасный молодой король, и была у него удивительной красоты жена. Ни одну королеву со всего света нельзя было сравнить с ней. Волосы ее были подобны чистейшему золоту, а глаза светились васильковой голубизной. Шея ее была белее парного молока в серебряном ведерке, а губы алели как кровь дикого лебедя, упавшего в Рождество на нетронутый чистый снег. Не было на свете счастья, равного их счастью. Лишь одно омрачало их души — у них не было детей. Не проходило и дня, чтобы они не печалились об этом, ибо королева желала златовласую дочь, чтобы лелеять ее и играть с ней, а королю нужен был сын и наследник королевства.
И вот однажды, когда королева прогуливалась вне замка, она оказалась возле дома одной старухи, что жила неподалеку от леса. Королева зашла внутрь и увидела сидевшую подле огня старуху без единого зуба во рту.
— Скажи мне, моя королева, — начала та, — почему в то время, когда такая старая карга, как я, находит мир столь прекрасным, такая красавица, как ты, хмурит брови?
— Увы, — отвечала королева, — все наши беды и несчастья принадлежат лишь нам самим. Нет никого на свете, кто сумел бы помочь мне.
— А ты все-таки расскажи мне о своем горе, — посоветовала ей старуха. — Я помогала и таким, чьи несчастья были не меньше твоего.
Почти против своей воли королева рассказала ей о причине своих печалей.
— У нас с королем нет детей. Потому-то я и несчастна.
— Каждой болезни — свое лекарство, — ответила ей старуха. — Делай в точности так, как я скажу тебе, и тогда ты вскоре получишь то, что желаешь. Слушай же! Сегодня вечером, когда небо будет полыхать красным огнем заката, возьми небольшой кубок с двумя ручками и поставь, его вверх дном на землю в северо-восточном углу своего сада. Завтра, при первых проблесках солнца, подними его, и под ним ты увидишь две розы на одном стебле, одну белую и одну красную. Тогда придет черед тебе выбирать. Если съешь ты красную розу — родится у тебя мальчик, а если белую — девочка. По, как бы ты не поступила, что бы ты не выбрала, ни в коем случае не должна ты съедать обе розы, иначе не миновать беды. Поняла ты меня?
— Поняла, — вскричала в восторге королева. — Добрая женщина, назови, что хочешь ты получить в награду?
Но старуха не захотела принять даже золотое кольцо с руки королевы.
— Рановато еще говорить о награде, — сказала она ей. — И запомни, королева: съесть можно лишь одну розу, не больше!
Королева вернулась во дворец в сильном волнении и сделала все в точности, как велела ей старуха. На следующее утро на восходе солнца она прокралась в сад и подняла с земли кубок. К се удивлению и радости, под ним на одном стебле действительно росли две розы — точно такие, как и предсказывала старуха — одна белая и одна красная. Но никто, однако, не был столь озадачен, как королева, когда приподняла она кубок. Какую же розу выбрать?
— Если я выберу красную, — говорила она себе самой, — и у меня будет сын, то, когда он вырастет, он будет только воевать, его войско может быть разбито, и тогда он наверняка погибнет.
И, как и подобает матери, она немного всплакнула, печалясь о судьбе не рожденного еще сына и горько жалуясь на мир, который может быть столь жесток к тем, кого мы считаем самыми дорогими и лучшими.
— С другой стороны, если я выберу белую розу и у меня будет девочка, то, когда она вырастет, она выйдет замуж и покинет нас, отправившись в далекую страну своего жениха.

Любовные позиции: Сонет 13

Пьетро Аретино

М: Дайте мне Ваш язык удержать немой,
Охватите чресла кольцом объятий
И, откинувшись сладостно на кровати,
Поглотите уд благодатной тьмой.

Ж: Ай, негодник, какой он во мне прямой,
Да и твердый – вот лучшее из занятий!
Обещаю его приютить и сзади –
И чистейшим потом отпустить домой.

М: О, спасибо, милая Лоренцина!
Но прошу толкать тогда и качать,
Как то часто делала Чиббатина.

Ж: Ах, сейчас я кончу! А ты кончать
Не намерен? – М: Кончу. Тому причина –
Вы. Ж: – Мне просто хочется закричать!

М: Так кричите, что ж тут! И я ведь чинно
Не могу, о господи, промолчать –
Я кончаю! Ж: – Кончила!.. – М: Вновь начать?

Это осень

Белугина Светлана

Почему ничто не радует.
Разобраться в том не просто.
За окошком дождик капает.
Задавая всем вопросы.
Золото листвы прибитое
По асфальту распласталось.
Жизнь какая -то убитая.
Мне досталось, мне досталось.
Может хватит депрессировать,
Завывать поутру песню.
Все не так уж в жизни плохо,
Но не вместе, мы не вместе.
Соберу остатки осени
В листьях засушу на память.
Пусть останется хорошее.
Все хорошее останеться.

Все реже и реже

Все реже и реже

Все реже и реже
Опавшие листья
Тревожат мне душу.
Как будто бы легче
Расправить мне крылья,
Но разве я нужен?

В полете свободном
Легко так разбиться
О времени вечность.
И стать пешеходом,
И снова влюбиться,
Разбившись о встречность.

И снова и снова
Любовь так знакома.
Но вам ли учиться?
К чему-то стремиться?
Забыться? Забыться!
Забыться, забыться…

Баллада о танке «Т-34»

Анчаров Михаил

(Из книги «Этот Синий Апрель»)

Впереди колонн
Я летел в боях,
Я сам нащупывал цель,
Я железный слон,
И ярость моя
Глядит в смотровую щель.

Я шел как гром,
Как перст судьбы,
Я шел, поднимая прах,
И автострады
Кровавый бинт
Наматывался на тракт.

Я разбил тюрьму
И вышел в штаб,
Безлюдный, как новый гроб,
Я шел по минам,
Как по вшам,
Мне дзоты ударили в лоб.

Я давил эти панцири
Черепах,
Пробиваясь в глубь норы,
И дзоты трещали,
Как черепа,
И лопались, как нарыв.

И вот среди раздолбанных кирпичей, среди
разгромленного барахла я увидел куклу.
Она лежала, раскинув ручки,- символ чужой
любви… чужой семьи… Она была совсем рядом.

Зарево вспухло,
Колпак летит,
Масло, как мозг, кипит,
Но я на куклу
Не смог наступить
И потом убит.

И занял я тихий
Свой престол
В весеннем шелесте трав,
Я застыл над городом,
Как Христос,
Смертию смерть поправ.

И я застыл,
Как застывший бой.
Кровенеют мои бока.
Теперь ты узнал меня?
Я ж любовь,
Застывшая на века.

Бабушка

Пьер-Жан Беранже

Старушка под хмельком призналась,
Качая дряхлой головой:
— Как молодежь-то увивалась
В былые дни за мной!

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— Как, бабушка, ты позволяла?
— Э, детки! Красоте своей
В пятнадцать лет я цену знала —
И не спала ночей…

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— Ты, бабушка, сама влюблялась?
— На что же бог мне сердце дал?
Я скоро милого дождалась,
И он недолго ждал…

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— Ты нежно, бабушка, любила?
— Уж как нежна была я с ним,
Но чаще время проводила —
Еще нежней — с другим…

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— С другим, родная, не краснея?
— Из них был каждый не дурак,
Но я, я их была умнее:
Вступив в законный брак.

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— А страшно мужа было встретить?
— Уж больно был в меня влюблен;
Ведь мог бы многое заметить —
Да не заметил он.

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— А мужу вы не изменяли?
— Ну, как подчас не быть греху!
Но я и батюшке едва ли
Откроюсь на духу.

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— Вы мужа наконец лишились?
— Да, хоть не нов уже был храм,
Кумиру жертвы приносились
Еще усердней там.

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

— Нам жить ли так, как вы прожили?
— Э, детки! женский наш удел!..
Уж если бабушки шалили —
Так вам и бог велел.

Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!

Перевод В. Курочкина

Заплетала Дора туго косы…

Бурш Александр
Цикл произведений «Еврейский квартал»

Заплетала Дора туго косы —
В синагоге собирался бал.
Сестры Бэрри продавали папиросы.
Только их никто не покупал.

Платье, к сожаленью, без оборок,
Но за Дорой зорко смотрит Бог —
Это с Дорою раввин плясал «семь-сорок»,
Чтоб Амман от зависти подох.

А раввин одышкой не страдает,
Не напрасно на ночь пьет кефир —
Первый гоминташ он съел за Мардохая,
И второй — дал Доре в честь Есфирь.

Ну, какие могут быть вопросы —
Завтра же Амман умерит прыть!
Сестры Бэрри продавали папиросы…
Их, пожалуй, стоило купить.

Англия, 1802

Уильям Вордсворт

Скажи, мой друг, как путь найти прямей,
Когда притворство — общая зараза
И делают нам жизнь — лишь для показа —
Портной, сапожник, повар и лакей?

Скользи, сверкай, как в ясный день ручей,
Не то пропал! В цене — богач, пролаза.
Величье — не сюжет и для рассказа,
Оно не тронет нынешних людей.

Стяжательство, грабеж и мотовство —
Кумиры наши, то, что нынче в силе.
Высокий образ мыслей мы забыли.

Ни чистоты, ни правды — все мертво!
Где старый наш святой очаг семейный,
Где прежней веры дух благоговейный?

Перевод В. Левина